Digital resources in the Social Sciences and Humanities OpenEdition Our platforms OpenEdition Books OpenEdition Journals Hypotheses Calenda Libraries OpenEdition Freemium Follow us

Макс Санкштей[н]

 

 

Рабочая команда евреев выходит из гетто в Могилеве (без даты, 1941-1943 годы). Источник: Мультимедиа арт музей / Московский дом фотографии

В парикмахерскую однажды пришел один человек и хотел меня убить

Тогда жена говорит: «Я тебя устрою под кроватью»

Я лежать мог только на животе. Кашлять было невозможно

 

НА ИРИ РАН. Фонд 2. Разд. VI. Оп. 16. Д. 3.

Комиссия по составлению хроники Великой Отечественной войны

Стенограмма беседы с тов. Санкштей[н][1] Максом Овсеевичем

Беседу проводит научный сотрудник Еловцан Ф.Л.

Записывает Шамшина А.И.

22 декабря 1944 г.

гор. Брест[2].

1898 г. рождения. Еврей. Парикмахер.

Я жил в Бресте и родился здесь. Немцы все время били евреев. Первую неделю они забрали 7 тыс. мужчин евреев. Неизвестно, куда они пропали. Брали в домах, на улицах, везде. Меня тоже поймали. Им показалось, что я не еврей. Я сказал, что поляк. А у меня висит икона. Он взял паспорт, посмотрел, ушел. В паспорте сказано, что по национальности еврей, но что он понимает в паспорте. А паспорт был советский. Посмотрел по куточкам и ушел.

Работал я на углу Пушкинской и Советской парикмахером. Ходил без лат[3]. Вначале были только белые повязки на руках[4]. В парикмахерскую однажды пришел один человек и хотел меня убить. Я повязки тогда не носил. Хозяин стал его просить, и он меня отпустил. Я стал работать, но уже одел повязку, хотя закрывал ее рукавом от рубашки. Так я работал все время, а потом уехал в Кобрин[5] на работу. Работал там полгода, приезжал обратно, пошел работать в дамскую парикмахерскую. Работал все время, ходил в гетто[6] спать. Тогда уже были желтые латы. Я одел латы и ходил по городу, достал пропуск. Ходили мы по середине улицы. Был вывешен приказ, чтобы евреи ходили посреди улицы, не меньше 6 человек.

14 октября 1942 года один парикмахер, хороший товарищ, поляк, пришел ко мне, говорит: «Макс, сегодня удирай, будет гетто обставлено». Они уже приехали на работу сюда. Моя жена была полькой. Она как раз в это время была в парикмахерской. Я ей говорю: «Беги к сестре и передай все это». Она побежала к сестре и сказала ей об этом. Сестра в эту ночь не пошла в гетто и спряталась тоже в своем доме. Я имел одного приятеля. Он сам был украинец и говорит мне: «Знаешь что, идем ко мне спать сегодня, а то тебя поймают и убьют». Я к нему зашел спать. Встал часов в 8-7½. Смотрю, на улице никого не видно, никто не идет на работу. Думаю: уже готово[7]. Нужно перейти улицу. Я фуражку опустил, поднял воротник и пошел через Комсомольскую домой.

Кто-то сказал, что я перебегал через улицу и сообщил моей жене, что Макс пошел домой. Она прилетела домой. Тут я спрятался в сарайчике. Пролежал там 5 дней. Вижу, что других убивают посреди дороги. Потом говорю жене: «Пойдем лучше в комнату».

Я просидел в комнате под ключом год без 5 дней, не выходил. Напротив моей двери жили гестаповцы. Они никогда не открывали этой двери. Я всегда под ключом сидел. Жена давала мне кушать. Однажды немцы пришли и хотели забрать эту комнату. Я еще заскочил в шкаф. Через комнату в кухню была сделана трубочка и я все слышал. Здесь даже не успел услышать, что они говорят. Зашел немец, управдом-женщина и один мужчина. Им комната понравилась и они потребовали завтра же освободить ее. Тогда жена говорит:

– Я тебя устрою под кроватью.

Я говорю, что лучше в сарайчике устроюсь, там лучше. Она говорит:

– Нет, под кроватью лучше.

Я пролежал под кроватью 2 месяца. Потом немцы забрали всю квартиру. Я перешел на ул. Горького 3. Там была знакомая русская старушка. Дочка ее уступила моей жене комнату. Обо мне она ничего не знала. Так я пролежал почти все это время, никуда не выходил из комнаты. Когда бросали бомбы, я оставался в комнате. Однажды через окно попал осколок и все выворотил. Я стоял около окна. Только отошел, он залетел. Все время лежал под кроватью.

Перед этим была ревизия, но мне как-то удалось спрятаться под кроватью.

После двух недель я не имел места, где лежать, все было побито. Мне хозяйка говорит: «Знаешь что, Макс, сейчас тепло, иди под веранду». Там я пролежал 2 недели. Как раз меня поймал мальчик шурина, но он ничего не мог сказать, потому что был немой. Показывает: бабушка, там кто-то сидит. Бабушка говорит: «Молчи».

Потом я вернулся в эту комнату. Хозяйка моя уже уехала. Там осталось несколько поляков, которые не хотели ехать за Буг[8]. Они последние четыре дня сидели в большом погребе. Там было человек 15. Я говорю жене: «Как бы ни было, только пусти меня на пол». Она зашла туда, рассказала – такое-то дело. Я говорю, что буду говорить по-польски, и таким образом я с ними просидел 4 дня, они мне разрешили. Там был один железнодорожник. Его семья уехала. Ему понравилась жена, он разрешил остаться. Таким образом я спасся.

У жены спрашивали, где муж. Она говорила:

– Не знаю, пропал.

Один говорит:

– Я видел, как вашего мужа вели.

Другой говорит:

– Вашего мужа убили.

Третий говорит: повесили.

У меня работал Юзеф Лащ, белорус. Он помогал жене.

Здесь, в гетто, я был только 5 месяцев. Из гетто выслали всех русских и туда посылали евреев. Здесь есть еще одна женщина. Ее муж русский. Она тоже спасалась таким образом.

Я лежать мог только на животе. Кашлять было невозможно. Однажды пришли гости и я в течение 7 часов не мог пошевелиться. Когда я вышел, у меня вес был 42 кг, желтый, худой, бледный. А аппетит хороший был всегда.

Жена моя много людей спасла. 6 партизан спасла, 2 поляков. Ей 52 года, но она все делает. Сестру мою поймали и вывезли. Брата забрали в первую неделю. Здесь расстреляно 27 тыс. евреев[9].


[1] Вероятно, в написании фамилии опечатка, правильно – Санкштейн.

[2] В период между двумя мировыми войнами Брест (по-польски: Brześć) был в составе Польши. Этот город, в котором проживало более 21 000 евреев, примерно половина населения в 1931 году, находился на пересечении украинской, белорусской и польской культур. Во время немецкой оккупации Брест входил в состав Рейхскомиссариата Украины (РКУ) и до середины 1942 года был административным центром регионального образования, известного как Генеральный комиссариат Волынь-Подолье.

[3] Лата – матерчатый знак из желтой ткани в виде шестиугольника, нашивался на одежду спереди и сзади. Знак обязаны были носить евреи в общественных местах и на улицах, чтобы их сразу можно было отличить от других жителей.

[4] Белые нарукавные повязки были заменены желтыми нашивками по всему Генеральному комиссариату Волынь-Подолье в сентябре 1941 года, вскоре после перехода от военного к гражданскому управлению.

[5] Кобрин (по-польски: Kobryń) до 1939 года входил в состав Польши, в период немецкой оккупации относился к РКУ.

[6] Гетто в Бресте было организовано к 16 декабря 1941 г.

[7] Операция по уничтожению гетто в Бресте длилась с утра 15 октября по 18 октября 1942 г. Были убиты также евреи вне гетто и таким образом уничтожено практически все еврейское население города. См. также ссылку 9.

[8] Буг соединял большую часть восточной границы с оккупированной немцами Польши, известной как Генерал-губернаторство. Большое количество поляков бежало через реку по мере приближения Красной Армии весной и летом 1944 года.

[9] Согласно данным Энциклопедии лагерей и гетто (The USHMM Encyclopedia of Camps and Ghettos, 1933-1945) число жертв Холокоста в Бресте было немногим меньше 22 000: 4000 человек (6 июля 1941 г.) и 16 000 (15 октября 1942 г.) – плюс дополнительно 8-10 процентов из-за голода, истощения, побоев, индивидуальных убийств и т.д.

 

 

 

 
 
 

OpenEdition suggests that you cite this post as follows:
survivorsger (June 18, 2021). Макс Санкштей[н]. Soviet Survivors of Nazi Occupation. Retrieved May 1, 2025 from https://doi.org/10.58079/ump1


You may also like...